Здравствуйте! Пожалуйста, входите. Я очень рада вас видеть. Чувствуйте себя как дома. Устраиваетесь поудобнее…Я расскажу вам истории, часть из которых происходили со мной, другие - с моими друзьями . Есть собирательные образы…Некоторые истории происходили в моем внутреннем пространстве, но герои очень просили про них рассказать .
Дорогой друг! Если ты умеешь видеть необычное в обычном или хочешь этому научиться, тогда эти истории для тебя.
Итак, представь: я наливаю тебе чашечку хорошо заваренного кофе или чая по желанию, и начинаю свой первый рассказ….
МУСИК
Он появился в жизни Ларисы внезапно, сразу после того, как она поменяла окна и двери. Ее сын Валера, вконец отчаявшись от ожиданий «лысой» кошки, так-как на пушистую у всех была аллергия, принес в дом белую крысу. От нее захотел избавиться его приятель, разводивший крыс на продажу. С его слов, эта крыса была одиночкой, и всем отравляла жизнь. Валера решил взять. Открыв переносную клетку – карцер, в таких клетках и жили все обитатели у его приятеля, Лариса рассмотрела красные мутные глаза несчастного существа, забившегося в дальний угол. Белые усы были в некоторых местах обломаны, подслеповатые глаза смотрели мимо, запах туалета чувствовался даже на расстоянии. Через десять минут крыса, наконец, решила выйти из открытой клетки. Двигаясь медленно, как канатоходец, на подгибающихся лапках, шевеля остатками усов, она выползла на середину газеты, описалась и забилась под нее. «Опять принес в дом очередное «убогое» существо», - подумала Лариса. Взяв существо вместе с газетой на руки, она вгляделась в мутные глаза. Мордочка вдруг ожила и потянулась к ней, усы зашевелились в разные стороны, розовый нос двигался, как пластилиновый, втягивая воздух. Смешная любопытная мордочка продолжала высовываться, и из-под газеты появилось тело и вытянутый в струнку розовый хвост, покрытый белыми щетинками. «Да ты – Мусик», - сказала Лариса. Вздрогнув от голоса, Мусик вспомнил, что надо бояться и опрометью бросился назад в клетку.
Прошло некоторое время. Существо привыкало постепенно к тому большему пространству, которое ему выделили под жизнь, к сухой чистой подстилке, к тому, что теперь есть, и ходить в туалет можно в разных местах. Например: Мусик сразу заметил, что стоит мордой вытолкнуть мокрую описанную газету, как на ее месте появляется сухая, что выходить из домика и пить воду можно в любое время, и она всегда есть, за нее не надо драться, что то пространство, с лестницей, ярусами и качелями, тоже его территория. Мусик долго и трудно привыкал к рукам людей, которые хотят не отнять что-нибудь, а дать или погладить. Истошно пища при первых попытках Валеры взять его на руки, царапаясь и цепляясь за все подряд острыми коготками, каждый раз Мусик думал, что пришел его смертный час. Но час не приходил. Его чесали, гладили так, что у Мусика появлялось ощущение, что его вылизывает мама, давали что-нибудь вкуснее предыдущего и отпускали побегать по своей территории. Когда его поливали водой и мазали чем-то холодным и пахучим, Мусик не надеялся выжить, но его вытерли тряпкой «с мягкой шерсткой», и когда он высох, то понял, что его шерсть стала пахнуть людьми. И он сам стал, как они. Люди – эти большие двуногие крысы, приняли его в свою стаю. Когда Мусик поранил хвост, то одна из «больших крыс» помазала ему рану чем-то горьким, и хвост перестал болеть. Стоило пискнуть или попроситься побегать, встав на задние лапы около дверцы, просунув нос в щелку, то обязательно кто-нибудь подходил, гладил и выпускал обследовать новое пространство – комнату. Мусик полюбил людей, «этих больших двуногих крыс», перестал их бояться и стал различать. Прошлое он почти забыл, оно беспокоило его только во сне.
Во сне он перебирал розовыми лапками, вздрагивал всем телом, иногда попискивал и прикрывал лапкой – ковшиком левое ухо, на котором Лариса рассмотрела старый шрам. Если она будила его, то он подпрыгивал, смотрел на нее несколько секунд затравленным взглядом, потом облегченно вздыхал и начинал вылизываться. «Видно, тяжелая была у тебя жизнь, приятель», - говорила Лариса и брала Мусика на руки. Она гладила его и почесывала те места, которые Мусик научился методично подставлять для чесания. Иногда он распластывался на теплой ладони, свешивал лапы вниз, закрывал глаза и начинал издавать какой-то высокий звук, похожий на урчание кошки, только намного выше частотой. Иногда забирался на плечо и начинал перебирать рыжий хвост Ларисы, лапками разбирая волосы, добирался до тряпочной резинки, стягивал ее, помогая себе зубами, и удирал с ней в свою норку. «Мусик, отдай, у тебя там итак уже две», - кричала Лариса. А утром, меняя ему подстилку, выбирала себе одну их трех разноцветных резинок, которые теперь хранились у Мусика в его домике – норке. Когда Мусик скучал, хотел обратить на себя внимание или просто поиграть, то приносил одну из резинок и клал у ног Ларисы. Дверцы большой трехэтажной клетки, в которой он теперь жил, уже не были для него преградой. Он научился открывать их без проблем. Когда Мусик прятался, то его искали, звали, о нем беспокоились, ему радовались, с ним разговаривали и о нем думали. Мусик чувствовал себя счастливым и нужным. Его любили, он это точно знал. Когда Лариса приходила домой с работы, он ждал, когда она все сделает и сядет в кресло, тогда он вылезал из какого-нибудь убежища, подбегал, вставал на задние лапки, а маленькие розовые передние клал на ногу Ларисе, просясь «на ручки». Если Лариса не успевала его взять, то он начинал карабкаться по ее домашним штанам с выражением на морде: Ну, когда же ты меня возьмешь?» Добирался до колен, внимательно смотрел и ориентировался. Если Лариса читала книгу или говорила по телефону, то он занимал лучшее место на коленях под рукой, подталкивая ее носом. Если же он чувствовал, что она не в настроении, то он или спускался, или ложился рядом на журнальный столик, как будто он случайно зашел и не навязывается. Умывался, чесался, лежал, потом уходил по «своим делам», несколько не обижаясь. Если Лариса выходила из своего мира воображения и иллюзий и замечала Мусика, протянув к нему руку, то он тут же откликался: сладко тянулся, зевал и протягивал одну или две лапки. Такую интеллигентность Лариса не могла не оценить. Чем больше она наблюдала за ним, тем больше она им восхищалась и уважала.
Мусик никогда не обижался. Когда на его шерстке появились болячки, как думала Лариса, от сладкого, то она не давала ему булочку с вишней, которую он так любил, что прибегал из любого отдаленного места квартиры, стоило только достать ее из пакета. Мусик только недоуменно смотрел с вопросом в глазах: ты же знаешь, как я ее люблю? Дай, пожалуйста. Лариса объясняла ему честно, почему не дает, тогда Мусик, все поняв, поворачивался спиной к Ларисе и ложился все равно рядом, пока она сама ела эту булочку с чаем. Потом вылизывался и уходил. Ему нужно было время, чтобы это пережить и с этим смириться. Но уже через пятнадцать – тридцать минут он сам подбегал, и никогда в его глазах не было злобы или обиды. Лариса с трудом могла вспомнить из всех своих знакомых за всю жизнь лишь одного человека, который мог поступать и чувствовать также. При этом память у Мусика была очень хорошей. Когда Лариса привезла его в ветеринарный центр, Мусик сразу вспомнил, что именно здесь ему вскрывали гнойник за ухом. Он начал беспокоиться еще по дороге в центр, вставать на задние лапки и внимательно смотреть Ларисе в глаза. Она как могла, успокаивала его. Она знала: Мусик ей доверяет. Как бы ему не было больно, когда она его держала, он только громко пищал, но никогда не укусил ни ее, ни врача. Хотя кусаться Мусик тоже умел. Он укусил двух ее знакомых. Лариса долго не могла понять: почему? Потом поняла и еще более внимательно стала присматриваться к нему. Мусик был смелым и самодостаточным. Он всегда защищал свою жизнь, свою свободу, свой дом. Даже с теми, кто был больше его и сильнее, он готов был драться, если рассматривал их действия как нападение. Виноваты были сами люди. Мусик был любознателен. Он всегда интересовался всеми новыми вещами, вносимыми в дом, приходящими новыми людьми. Когда он разрывал землю в большом фикусе и обкусывал сладкие цветки фиалок, Лариса сердилась на Мусика, и начинала громко объяснять, что он не прав. Однако, ее хватало не надолго, потому что он так искренно слушал, вытянув морду и раскрыв глаза, подвигаясь все ближе и ближе, пытаясь, все-все понять до мельчайших деталей, что сердиться на него было не возможно. Да и не за что, Мусик никогда ничего не делал «на зло» или «из вредности». Он просто очень любил землю и сладкое.
Мусик умел терпеть, прощать и ждать, был смел, интеллигентен и умел дружить. Он был честен, никогда не прикидываясь кем-то другим, всегда оставался собой. Такого набора не было ни у Ларисы, ни у ее друзей. У Мусика было чему поучиться.
Лариса, сама не заметила как, стала вдруг «видеть Мусика» в окружающих людях. На ночном дежурстве в больнице, осматривая грудных детей, у нее вдруг защемило сердце: в одном из двадцати осмотренных, она «увидела Мусика». Другой раз это случилось с ней в транспорте, в только что вошедшем пожилом человеке, она сразу его узнала. И это все! Как не приглядывалась Лариса, за несколько лет она увидела только двух людей с таким набором, вернее почувствовала их сердцем. Кроме этого Мусик мог видеть в пространстве то, что не видела Лариса. Часто он ложился на диван, опускал морду и смотрел вниз на пол так, как человек смотрит на воду или огонь. Мусик мог так лежать часами. Что он там видел? Однажды он вылез из клетки, хотел пойти по своим делам, но потом вдруг высоко подпрыгнул, закрыл собой вход в клетку, принял угрожающую позу и стал стучать хвостом, смотря четко в одно конкретное место на уровне своих глаз. Мусик явно кого-то видел и хотел с ним сражаться. Лариса видела там только пустоту, но вдруг она почувствовала сердцем: это его старый враг умер и пришел с ним проститься. Это тот, от которого у него шрам на ухе. Это противостояние продолжалось не более десяти – пятнадцати секунд, затем Мусик, как ни в чем не бывало весело поскакал по ковру. Второй раз это случилось рано утром во время завтрака. Лариса поменяла Мусику воду, подстилку, он поел, и она его выпустила. Мусик скачками побежал до угла коридора, затем, явно сильно испугавшись, отшатнувшись, он вернулся, и, спрятавшись за угол двери, начал выглядывать оттуда. Ее смелого Мусика колотила дрожь. У Ларисы тоже побежали холодные мурашки по спине, когда она проследила взгляд Мусика. Он смотрел в коридор на уровне глаз человека. Лариса помолилась и попыталась «взять себя в руки». Она обратилась прямо туда, куда смотрел Мусик, сказав, что она не знает кто он, но она его не приглашала в свой дом. Здесь не его место, а значит, он здесь быть не должен, и она просит его уйти. Сразу после этого Мусик, как ни в чем не бывало скачками, как мустанг, проскакал по коридору из кухни в комнату. Страх ушел. Начинался обычный день. Он чуть не стал последним в жизни Ларисы. Кто знает? Может сама смерть приходила посмотреть на тех, с кем ей придется иметь дело несколько часов спустя.
В эти выходные Лариса наконец-то собралась в гости к своей тетке, жившей недалеко от Центра, а так-как она решила там заночевать, то взяла с собой Мусика, которого не с кем было оставить. Валера уехал с институтом «на картошку». Они с теткой дружили, поэтому им было о чем поговорить. Легли поздно, Лариса долго не могла заснуть….Пробудилась она от внезапного внутреннего толчка, за несколько минут до взрыва. Решив, что у нее началась бессонница, и больше уснуть не удастся, она встала, завязала хвост и пошла на кухню. Мусик, который спал у нее в ногах, спрыгнул с кровати и потрусил за ней. Затем начался кошмар. А в нем, как в любом кошмаре, ничего не можешь понять, только чувство ужаса и отчаяния охватывают все сильнее. Сначала ужасный взрыв где-то внизу, нарастающая вибрация от содрогания стен, звон разбивающихся окон, тошнотворный страх, рождающийся из удивления и перерастающий в ужас от внезапной догадки. Полет в бездну отчаяния, жалость к себе и близким, надежда на чудо, обрывки воспоминаний из детства…боль. Пустота.
Лариса пришла в себя от боли в ноге. Над ней лежала плита, рядом с головой был металлический прут, откуда-то сильно дуло, где-то недалеко кто-то стонал. Это все, что она осознала перед тем, как на нее вновь надвинулась темнота. Второй раз она пришла в себя от того, что кто-то стаскивает у нее резинку с головы. Мусик лизал ей ухо и тыкался мокрым носом в губы. Последний раз от жуткого визжащего звука прямо над ней. Но сознание уже изменило Ларисе. Ей казалось, что ее будут резать на части, кошмар продолжался.
Ларисе повезло, что тетка жила на восьмом этаже. Она слышала, как разрезали бетонную плиту, лежащую над ней. Наверху разбирали завалы, где вручную, где лопатами, ломами и домкратами, где с помощью более современной техники. До экскаваторов еще дело не дошло. Шли первые сутки после взрыва. Как всегда работали спасатели с собаками. Они потом рассказывали, что видели много уцелевших собак, кошек, которые, как и доставаемые живыми люди, были в шоке. Но чтобы белая ручная крыса, обежав всех людей, ничего не боясь, подошла сама к большой собаке, которая могла легко перекусить ее пополам, принесла, ей какую-то тряпочку, да еще, встав на задние лапы, долго смотрела ей в глаза! Такого никогда не было. Причем, сразу после этого, их воспитанная и обученная собака, стала рваться с поводка за крысой, скулить, выть так, как будто нашла человека. Ее хозяин был человек, «видавший виды» и доверявший своей собаке, поэтому пошел за ней. А она и привела спасателей аккурат к тому месту, где под завалом лежала Лариса. Когда ее откопали, предварительно разрезав бетонный конгломерат из плит, она была без сознания. На груди у нее сидел Мусик. Хозяин собаки взял героическую крысу за пазуху, а Ларису отвезли в реанимацию. Если не считать сотрясения головного мозга, синдрома сдавления и штыря в левой ноге, прошедшего насквозь, но к счастью не задевшего кость и крупные сосуды, то, можно сказать, что Лариса отделалась «сильным испугом». Чего не скажешь об ее тетке. Она погибла….
Мусик, пока Лариса была в больнице, очень скучал, хотя и подружился с Бимом, его хозяином: Анатолием Степановичем и его семьей. Бим вылизывал Мусика и разрешал таскать из своей миски лучшие куски. Спали они вместе и, как говорил Анатолий Степанович, даже о чем то разговаривали. Но вначале Мусик, видимо считавший себя старше, укусил Бима пару раз не больно за нос, видимо, за фамильярность. Однако затем, когда приоритеты были соблюдены, сам стал подходить к собаке и предлагать дружбу.
К сожалению, крысы живут не более двух лет, но Лариса успела выйти из больницы и прожить с Мусиком все его оставшиеся месяцы жизни, в течении которых, она пыталась научиться у него любви к жизни и мужеству, с которыми он сопротивлялся болезни. Мусик очень хотел жить, умирал долго и боролся за каждый вдох. Он так и не закрыл глаза….
Лариса говорила, что такой дружбы и таких отношений у нее не было ни с кем и никогда. Не верите?
А вы готовы повнимательнее присмотреться к живым существам, которых мы высокомерно называем «нашими меньшими братьями?» Марина Луч. 08-02 – 04-03гг.
Дорогой друг! Если ты умеешь видеть необычное в обычном или хочешь этому научиться, тогда эти истории для тебя.
Итак, представь: я наливаю тебе чашечку хорошо заваренного кофе или чая по желанию, и начинаю свой первый рассказ….
МУСИК
Он появился в жизни Ларисы внезапно, сразу после того, как она поменяла окна и двери. Ее сын Валера, вконец отчаявшись от ожиданий «лысой» кошки, так-как на пушистую у всех была аллергия, принес в дом белую крысу. От нее захотел избавиться его приятель, разводивший крыс на продажу. С его слов, эта крыса была одиночкой, и всем отравляла жизнь. Валера решил взять. Открыв переносную клетку – карцер, в таких клетках и жили все обитатели у его приятеля, Лариса рассмотрела красные мутные глаза несчастного существа, забившегося в дальний угол. Белые усы были в некоторых местах обломаны, подслеповатые глаза смотрели мимо, запах туалета чувствовался даже на расстоянии. Через десять минут крыса, наконец, решила выйти из открытой клетки. Двигаясь медленно, как канатоходец, на подгибающихся лапках, шевеля остатками усов, она выползла на середину газеты, описалась и забилась под нее. «Опять принес в дом очередное «убогое» существо», - подумала Лариса. Взяв существо вместе с газетой на руки, она вгляделась в мутные глаза. Мордочка вдруг ожила и потянулась к ней, усы зашевелились в разные стороны, розовый нос двигался, как пластилиновый, втягивая воздух. Смешная любопытная мордочка продолжала высовываться, и из-под газеты появилось тело и вытянутый в струнку розовый хвост, покрытый белыми щетинками. «Да ты – Мусик», - сказала Лариса. Вздрогнув от голоса, Мусик вспомнил, что надо бояться и опрометью бросился назад в клетку.
Прошло некоторое время. Существо привыкало постепенно к тому большему пространству, которое ему выделили под жизнь, к сухой чистой подстилке, к тому, что теперь есть, и ходить в туалет можно в разных местах. Например: Мусик сразу заметил, что стоит мордой вытолкнуть мокрую описанную газету, как на ее месте появляется сухая, что выходить из домика и пить воду можно в любое время, и она всегда есть, за нее не надо драться, что то пространство, с лестницей, ярусами и качелями, тоже его территория. Мусик долго и трудно привыкал к рукам людей, которые хотят не отнять что-нибудь, а дать или погладить. Истошно пища при первых попытках Валеры взять его на руки, царапаясь и цепляясь за все подряд острыми коготками, каждый раз Мусик думал, что пришел его смертный час. Но час не приходил. Его чесали, гладили так, что у Мусика появлялось ощущение, что его вылизывает мама, давали что-нибудь вкуснее предыдущего и отпускали побегать по своей территории. Когда его поливали водой и мазали чем-то холодным и пахучим, Мусик не надеялся выжить, но его вытерли тряпкой «с мягкой шерсткой», и когда он высох, то понял, что его шерсть стала пахнуть людьми. И он сам стал, как они. Люди – эти большие двуногие крысы, приняли его в свою стаю. Когда Мусик поранил хвост, то одна из «больших крыс» помазала ему рану чем-то горьким, и хвост перестал болеть. Стоило пискнуть или попроситься побегать, встав на задние лапы около дверцы, просунув нос в щелку, то обязательно кто-нибудь подходил, гладил и выпускал обследовать новое пространство – комнату. Мусик полюбил людей, «этих больших двуногих крыс», перестал их бояться и стал различать. Прошлое он почти забыл, оно беспокоило его только во сне.
Во сне он перебирал розовыми лапками, вздрагивал всем телом, иногда попискивал и прикрывал лапкой – ковшиком левое ухо, на котором Лариса рассмотрела старый шрам. Если она будила его, то он подпрыгивал, смотрел на нее несколько секунд затравленным взглядом, потом облегченно вздыхал и начинал вылизываться. «Видно, тяжелая была у тебя жизнь, приятель», - говорила Лариса и брала Мусика на руки. Она гладила его и почесывала те места, которые Мусик научился методично подставлять для чесания. Иногда он распластывался на теплой ладони, свешивал лапы вниз, закрывал глаза и начинал издавать какой-то высокий звук, похожий на урчание кошки, только намного выше частотой. Иногда забирался на плечо и начинал перебирать рыжий хвост Ларисы, лапками разбирая волосы, добирался до тряпочной резинки, стягивал ее, помогая себе зубами, и удирал с ней в свою норку. «Мусик, отдай, у тебя там итак уже две», - кричала Лариса. А утром, меняя ему подстилку, выбирала себе одну их трех разноцветных резинок, которые теперь хранились у Мусика в его домике – норке. Когда Мусик скучал, хотел обратить на себя внимание или просто поиграть, то приносил одну из резинок и клал у ног Ларисы. Дверцы большой трехэтажной клетки, в которой он теперь жил, уже не были для него преградой. Он научился открывать их без проблем. Когда Мусик прятался, то его искали, звали, о нем беспокоились, ему радовались, с ним разговаривали и о нем думали. Мусик чувствовал себя счастливым и нужным. Его любили, он это точно знал. Когда Лариса приходила домой с работы, он ждал, когда она все сделает и сядет в кресло, тогда он вылезал из какого-нибудь убежища, подбегал, вставал на задние лапки, а маленькие розовые передние клал на ногу Ларисе, просясь «на ручки». Если Лариса не успевала его взять, то он начинал карабкаться по ее домашним штанам с выражением на морде: Ну, когда же ты меня возьмешь?» Добирался до колен, внимательно смотрел и ориентировался. Если Лариса читала книгу или говорила по телефону, то он занимал лучшее место на коленях под рукой, подталкивая ее носом. Если же он чувствовал, что она не в настроении, то он или спускался, или ложился рядом на журнальный столик, как будто он случайно зашел и не навязывается. Умывался, чесался, лежал, потом уходил по «своим делам», несколько не обижаясь. Если Лариса выходила из своего мира воображения и иллюзий и замечала Мусика, протянув к нему руку, то он тут же откликался: сладко тянулся, зевал и протягивал одну или две лапки. Такую интеллигентность Лариса не могла не оценить. Чем больше она наблюдала за ним, тем больше она им восхищалась и уважала.
Мусик никогда не обижался. Когда на его шерстке появились болячки, как думала Лариса, от сладкого, то она не давала ему булочку с вишней, которую он так любил, что прибегал из любого отдаленного места квартиры, стоило только достать ее из пакета. Мусик только недоуменно смотрел с вопросом в глазах: ты же знаешь, как я ее люблю? Дай, пожалуйста. Лариса объясняла ему честно, почему не дает, тогда Мусик, все поняв, поворачивался спиной к Ларисе и ложился все равно рядом, пока она сама ела эту булочку с чаем. Потом вылизывался и уходил. Ему нужно было время, чтобы это пережить и с этим смириться. Но уже через пятнадцать – тридцать минут он сам подбегал, и никогда в его глазах не было злобы или обиды. Лариса с трудом могла вспомнить из всех своих знакомых за всю жизнь лишь одного человека, который мог поступать и чувствовать также. При этом память у Мусика была очень хорошей. Когда Лариса привезла его в ветеринарный центр, Мусик сразу вспомнил, что именно здесь ему вскрывали гнойник за ухом. Он начал беспокоиться еще по дороге в центр, вставать на задние лапки и внимательно смотреть Ларисе в глаза. Она как могла, успокаивала его. Она знала: Мусик ей доверяет. Как бы ему не было больно, когда она его держала, он только громко пищал, но никогда не укусил ни ее, ни врача. Хотя кусаться Мусик тоже умел. Он укусил двух ее знакомых. Лариса долго не могла понять: почему? Потом поняла и еще более внимательно стала присматриваться к нему. Мусик был смелым и самодостаточным. Он всегда защищал свою жизнь, свою свободу, свой дом. Даже с теми, кто был больше его и сильнее, он готов был драться, если рассматривал их действия как нападение. Виноваты были сами люди. Мусик был любознателен. Он всегда интересовался всеми новыми вещами, вносимыми в дом, приходящими новыми людьми. Когда он разрывал землю в большом фикусе и обкусывал сладкие цветки фиалок, Лариса сердилась на Мусика, и начинала громко объяснять, что он не прав. Однако, ее хватало не надолго, потому что он так искренно слушал, вытянув морду и раскрыв глаза, подвигаясь все ближе и ближе, пытаясь, все-все понять до мельчайших деталей, что сердиться на него было не возможно. Да и не за что, Мусик никогда ничего не делал «на зло» или «из вредности». Он просто очень любил землю и сладкое.
Мусик умел терпеть, прощать и ждать, был смел, интеллигентен и умел дружить. Он был честен, никогда не прикидываясь кем-то другим, всегда оставался собой. Такого набора не было ни у Ларисы, ни у ее друзей. У Мусика было чему поучиться.
Лариса, сама не заметила как, стала вдруг «видеть Мусика» в окружающих людях. На ночном дежурстве в больнице, осматривая грудных детей, у нее вдруг защемило сердце: в одном из двадцати осмотренных, она «увидела Мусика». Другой раз это случилось с ней в транспорте, в только что вошедшем пожилом человеке, она сразу его узнала. И это все! Как не приглядывалась Лариса, за несколько лет она увидела только двух людей с таким набором, вернее почувствовала их сердцем. Кроме этого Мусик мог видеть в пространстве то, что не видела Лариса. Часто он ложился на диван, опускал морду и смотрел вниз на пол так, как человек смотрит на воду или огонь. Мусик мог так лежать часами. Что он там видел? Однажды он вылез из клетки, хотел пойти по своим делам, но потом вдруг высоко подпрыгнул, закрыл собой вход в клетку, принял угрожающую позу и стал стучать хвостом, смотря четко в одно конкретное место на уровне своих глаз. Мусик явно кого-то видел и хотел с ним сражаться. Лариса видела там только пустоту, но вдруг она почувствовала сердцем: это его старый враг умер и пришел с ним проститься. Это тот, от которого у него шрам на ухе. Это противостояние продолжалось не более десяти – пятнадцати секунд, затем Мусик, как ни в чем не бывало весело поскакал по ковру. Второй раз это случилось рано утром во время завтрака. Лариса поменяла Мусику воду, подстилку, он поел, и она его выпустила. Мусик скачками побежал до угла коридора, затем, явно сильно испугавшись, отшатнувшись, он вернулся, и, спрятавшись за угол двери, начал выглядывать оттуда. Ее смелого Мусика колотила дрожь. У Ларисы тоже побежали холодные мурашки по спине, когда она проследила взгляд Мусика. Он смотрел в коридор на уровне глаз человека. Лариса помолилась и попыталась «взять себя в руки». Она обратилась прямо туда, куда смотрел Мусик, сказав, что она не знает кто он, но она его не приглашала в свой дом. Здесь не его место, а значит, он здесь быть не должен, и она просит его уйти. Сразу после этого Мусик, как ни в чем не бывало скачками, как мустанг, проскакал по коридору из кухни в комнату. Страх ушел. Начинался обычный день. Он чуть не стал последним в жизни Ларисы. Кто знает? Может сама смерть приходила посмотреть на тех, с кем ей придется иметь дело несколько часов спустя.
В эти выходные Лариса наконец-то собралась в гости к своей тетке, жившей недалеко от Центра, а так-как она решила там заночевать, то взяла с собой Мусика, которого не с кем было оставить. Валера уехал с институтом «на картошку». Они с теткой дружили, поэтому им было о чем поговорить. Легли поздно, Лариса долго не могла заснуть….Пробудилась она от внезапного внутреннего толчка, за несколько минут до взрыва. Решив, что у нее началась бессонница, и больше уснуть не удастся, она встала, завязала хвост и пошла на кухню. Мусик, который спал у нее в ногах, спрыгнул с кровати и потрусил за ней. Затем начался кошмар. А в нем, как в любом кошмаре, ничего не можешь понять, только чувство ужаса и отчаяния охватывают все сильнее. Сначала ужасный взрыв где-то внизу, нарастающая вибрация от содрогания стен, звон разбивающихся окон, тошнотворный страх, рождающийся из удивления и перерастающий в ужас от внезапной догадки. Полет в бездну отчаяния, жалость к себе и близким, надежда на чудо, обрывки воспоминаний из детства…боль. Пустота.
Лариса пришла в себя от боли в ноге. Над ней лежала плита, рядом с головой был металлический прут, откуда-то сильно дуло, где-то недалеко кто-то стонал. Это все, что она осознала перед тем, как на нее вновь надвинулась темнота. Второй раз она пришла в себя от того, что кто-то стаскивает у нее резинку с головы. Мусик лизал ей ухо и тыкался мокрым носом в губы. Последний раз от жуткого визжащего звука прямо над ней. Но сознание уже изменило Ларисе. Ей казалось, что ее будут резать на части, кошмар продолжался.
Ларисе повезло, что тетка жила на восьмом этаже. Она слышала, как разрезали бетонную плиту, лежащую над ней. Наверху разбирали завалы, где вручную, где лопатами, ломами и домкратами, где с помощью более современной техники. До экскаваторов еще дело не дошло. Шли первые сутки после взрыва. Как всегда работали спасатели с собаками. Они потом рассказывали, что видели много уцелевших собак, кошек, которые, как и доставаемые живыми люди, были в шоке. Но чтобы белая ручная крыса, обежав всех людей, ничего не боясь, подошла сама к большой собаке, которая могла легко перекусить ее пополам, принесла, ей какую-то тряпочку, да еще, встав на задние лапы, долго смотрела ей в глаза! Такого никогда не было. Причем, сразу после этого, их воспитанная и обученная собака, стала рваться с поводка за крысой, скулить, выть так, как будто нашла человека. Ее хозяин был человек, «видавший виды» и доверявший своей собаке, поэтому пошел за ней. А она и привела спасателей аккурат к тому месту, где под завалом лежала Лариса. Когда ее откопали, предварительно разрезав бетонный конгломерат из плит, она была без сознания. На груди у нее сидел Мусик. Хозяин собаки взял героическую крысу за пазуху, а Ларису отвезли в реанимацию. Если не считать сотрясения головного мозга, синдрома сдавления и штыря в левой ноге, прошедшего насквозь, но к счастью не задевшего кость и крупные сосуды, то, можно сказать, что Лариса отделалась «сильным испугом». Чего не скажешь об ее тетке. Она погибла….
Мусик, пока Лариса была в больнице, очень скучал, хотя и подружился с Бимом, его хозяином: Анатолием Степановичем и его семьей. Бим вылизывал Мусика и разрешал таскать из своей миски лучшие куски. Спали они вместе и, как говорил Анатолий Степанович, даже о чем то разговаривали. Но вначале Мусик, видимо считавший себя старше, укусил Бима пару раз не больно за нос, видимо, за фамильярность. Однако затем, когда приоритеты были соблюдены, сам стал подходить к собаке и предлагать дружбу.
К сожалению, крысы живут не более двух лет, но Лариса успела выйти из больницы и прожить с Мусиком все его оставшиеся месяцы жизни, в течении которых, она пыталась научиться у него любви к жизни и мужеству, с которыми он сопротивлялся болезни. Мусик очень хотел жить, умирал долго и боролся за каждый вдох. Он так и не закрыл глаза….
Лариса говорила, что такой дружбы и таких отношений у нее не было ни с кем и никогда. Не верите?
А вы готовы повнимательнее присмотреться к живым существам, которых мы высокомерно называем «нашими меньшими братьями?» Марина Луч. 08-02 – 04-03гг.
Комментариев нет:
Отправить комментарий